(Отчаянная попытка просветить современного варвара)
Язык человека -- уникальное явление, поставившее его на более высокую ступень эволюции по сравнению с остальным животным миром. Это одно из величайших приобретений человека, стимулировавшее расцвет искусства и науки. Язык в то же время является одним из источников наиболее серьезных социальных проблем, ибо мы научились искажать язык и злоупотреблять им, превратив его из инструмента взаимопонимания и сотрудничества в средство обмана, манипулирования и оболванивания себе подобных.
Сегодня мы придаем большее значение звучанию и форме слов и выражений, чем их смыслу. Это происходит потому, что, "воспитанные" средствами массовой информации, массы подсознательно воспринимают язык как форму искусства, а не как проводник разума и логики. Теперь получается, что форма -- это и есть содержание. Лозунги и крылатые выражения так же зачаровывают людей, как и искусство. Индустрия развлечений и политики хорошо знают силу слова и эффективно используют его для достижения своих целей.
Мало кому приходит в голову, что "великие" высказывания при вдумчивом рассмотрении не всегда оказываются точными. Возьмем, например, популярный афоризм лорда Актона "Власть развращает, а абсолютная власть развращает абсолютно", который, похоже, воспринимается всеми как абсолютная и вечная истина. Если же хорошенько подумать над этим высказыванием, то получается, что любой человек, честный или нечестный, оказавшись у власти, будет ею развращен. Однако можно ли считать честным человека, подверженного коррупции? Если нет, то мы вынуждены принять один из двух выводов: или честных людей вообще не существует, или истинно честный человек не может быть коррумпирован. Но, -- можно возразить, -- коррупция случается сплошь и рядом. Да, это так, но коррупция существует не потому, что власть развращает, а потому, что те, кто приходит к власти, уже развращены и, когда появляется соблазн, не могут противостоять ему.
На Западе расширение словарного запаса происходит главным образом за счет развития науки и техники. В то же время немало новых слов и выражений появляется в результате бездумного злоупотребления языком, неодолимого желания произвести эффект и постоянной потребности испытывать состояние возбуждения. Все это делает язык более неряшливым и двусмысленным. Сегодня в русском языке в связи с резким изменением политической ситуации появилось множество новых словечек, многие из которых заимствованы из английского слэнга. Особенно популярны они у молодежи, для которой Запад стал образцом для подражания. Разносчиком всего этого словесного мусора стало новое для России явление -- реклама, которая с помощью средств массовой информации несет в массы изуродованные словосочетания. «Наши лингвистические проблемы, -- писал Хаксли («Собрание очерков», с. 325), -- и без того достаточно серьезны, даже если пользоваться языком правильно, согласно законам логики и здравого смысла. Однако, часто в жизни мы пользуемся языком неточно, игнорируя правила. Результатом является нереалистическое мышление, эмоциональная распущенность и искаженное мировосприятие, ведущие к разного рода неподобающим действиям от просто эксцентричных до совершенно дьявольских, от безвредного микоберизма (мистер Микобер, неисправимый фантазер и прожектер, один из героев романа Чарльза Диккенса «Давид Копперфильд». Примечание автора) до таких коллективных форм безумия, как гитлеризм, охота на еретиков и религиозные войны».
В современном обществе, где профессия продавца с хорошо подвешенным языком стала респектабельной и прибыльной, речевые навыки рассматриваются как ценное приобретение, гораздо более ценное, чем умение думать. Часто способного говоруна, особенно если он может удерживать в памяти груду фактов и ловко жонглировать ими, принимают за умного, проницательного и здравомыслящего человека, хотя извергаемый им постоянный поток слов, лишенный идей и глубокого смысла, есть не что иное, как словесное недержание. Нил Поустмэн (стр. 16) пришел к заключению, что "...содержание наших публичных выступлений стало опасным вздором".
На Западе даже те редкие дебаты и дискуссии на серьезные темы, которым удается пробиться на телевидение, обычно сводятся к упражнениям в красноречии, риторике и остроумии, привлекающим и развлекающим публику. Они никогда не выясняют коренных причин проблем, а поэтому и неспособны привести к каким-либо практическим решениям.
Язык отражает взгляды и
образ мышления, превалирующие в данном обществе. На Западе, где экономика
ориентирована на свободные рыночные отношения и где существует нездоровое
увлечение материальными ценностями, люди часто употребляют в своей обыденной
речи слова и выражения, имеющие отношение к деньгам, купле и продаже. Например,
обозреватель американской телестанции Эй-Би-Си Сэм Доналдсон, высказывая свое
мнение о каком-либо новом государственном проекте, выражается так:
"Президенту сначала необходимо продать его публике и конгрессу". Или
такой пример. Однажды, когда я поделился с одним из членов ассоциации
гуманистов своими идеями, он спросил: "А как вы продадите все это
людям?", имея в виду, смогу ли я их убедить. Помимо одного универсального
слова "продать" ведь существует много других, которые отражают
различные смысловые оттенки, например, "предложить",
"объяснить", "убедить" и т. д. Постоянное употребление
модных упрощенных словечек и выражений обедняет не только язык, но и наше
мышление.
Не могу обойти стороной еще одно явление в языке -- мат. В этом отношении русский, наверно, превзошел все другие языки. В России мат возведен почти в ранг искусства, так что нам есть чем гордиться. До прихода "демократии", официально мат считался нецензурным, непечатным жанром, находясь, так сказать, на нелегальном положении, что, однако, не ограничивало его свободы. Он всегда был органической частью лексикона русского человека: им пользуются и простой деревенский мужичок, и заводской рабочий, и все слои русской интеллигенции (инженеры, врачи, учителя, работники искусства), и государственные служащие, и даже правительственная верхушка. Когда незнакомый человек в разговоре с вами переходит на мат, считайте, что вы завоевали его расположение и доверие.
Читатель, наверно, уже почувствовал по моему тону, что я отношусь к мату не очень благосклонно и даже осуждаю его. Читатель прав. Но делаю я это не просто из какой-то щепетильности или по причине оторванности от реальной жизни (я рос и "воспитывался" в одном из густонаселенных московских дворов), а потому, что понял: мат есть выражение не только нашей животности и даже скотства, но также лицемерия, безнравственности и конформизма. Многие могут возмутиться: хорошо, животность, мол, -- это еще понятно, но причем тут лицемерие, нравственость и тем более конформизм? Отвечая на этот вопрос, я хочу сначала оговориться, что имею в виду не тех, кто "честно" признает свою животность или скотство. Я говорю о тех, кто претендует на чистоту и возвышенность чувств, на интеллектуальность и духовность, на проникнутость идеями, идеалами, принципами или верой в Бога. Например, актер, писатель, критик может разглагольствовать перед публикой о взлетах души, глубине чувств и прочих высоких материях, а в кругу своих друзей и знакомых со смаком рассказывать сальные анекдоты на туалетно-половые темы. Что касается миллионов верующих матершинников, в особенности тех, кто "обрел" веру в перестроечные годы, то они, по-видимому, считают, что Бог или не понимает мата, или сам не прочь послушать его.
Ну, а теперь о конформизме. Поскольку мат стал признаком хорошего тона и даже шиком, то люди стремятся приобщиться к нему, потому что боятся отстать от времени и модного веяния. Парадокс конформизма в том, что человек, сознательно стремящийся выглядеть оригинальным и интересным, в действительности подсознательно стремится делать то, что делают все.
Мы также чрезмерно увлекаемся символами, которым мы придаем слишком большое значение. Под символами я понимаю такие слова, выражения, изображения, образы и даже личности, которые становятся ярлыком, обозначающим какое-либо общественное явление. Мы часто говорим готовыми фразами, не пытаясь убедиться в том, отражают ли они истинную реальность или нет. Символами уместно пользоваться в тех случаях, когда они способствуют проявлению в человеке добродетельных качеств и искренних положительных эмоций. Но очень часто символы производят противоположный эффект. Некоторые из них, такие как национальный флаг, могут послужить импульсом к иррациональным эмоциям и действиям. Например, публичное сжигание национального флага вызывает у многих граждан возмущение и раздражение. Они не отдают себе отчета в том, что сжигание флага -- это такое же глупое символическое действие, как и его обожание. Взрослых и даже детей иногда превращают в символы, которые служат целям политической пропаганды. Так случилось и с маленькой Самантой, написавшей Андропову умилительное письмо, в котором она выразила (разумеется, не без помощи взрослых) свое неосознанное стремление к миру на всей планете. Андропов смекнул, что сможет извлечь из этого определенную политическую выгоду для себя (все-таки дети, мир, пресса!) и принял юного посланца мира в Кремле; Саманта мгновенно превратилась для американцев в национальную икону. Такими приемами политики пользуются для того, чтобы завоевывать расположение масс и тем самым консолидировать свою власть.
Помню, как однажды в Оттаве 1 июля я наблюдал торжественное празднование Дня Канады. Некоторые люди шли, словно в трансе, с остекляневшими глазами, время от времени выкрикивая: "С Днем рождения, Канада!" Они поздравляли не друг друга, а какое-то абстрактное существо, которое они обожали (по-видимому, "Единую Канаду"), так же, как многие немцы поклонялись идее "новой арийской нации", а многие советские люди -- идее будущего коммунистического рая и своему давно усопшему вождю Ленину (стихотворные строки Маяковского "Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить!" превратилась в лозунг). Как писал в одном из своих очерков Олдос Хаксли ("Собрание очерков", стр. 253), "Постоянно говоря о нации, как о личности со своими мыслями, чувствами и волей, государственные лидеры тем самым узаконивают свою власть. Персонификация легко ведет к обожествлению; когда нация обожествляется, ее правительство перестает быть простой необходимостью, подобно канализации или телефонной сети, и приобщается к святости той сущности, которую оно представляет, присваивая себе божественное право требовать от народа беспрекословного повиновения и поклонения".
Все это примеры того, как язык и символы могут искажать наше представление о реальности. "Физическая реальность, -- писал Эрнст Кассирер (стр. 40), -- отступает по мере того, как возрастает потребность человека пользоваться символами. Вместо того, чтобы иметь дело с конкретными вещами, человек в каком-то смысле ведет постоянный диалог с самим собой. Он до такой степени окутал себя лингвистическими формами, художественными образами, мифическими символами и религиозными ритуалами, что может видеть и познавать только через подобные искусственные средства".
Следует помнить, что язык в
первую очередь -- средство коммуникации, которое мы можем и должны использовать
для того, чтобы становиться более гуманными, духовными и разумными. Язык не
должен быть самоцелью и предметом обожания.